«ГЛАС ВОПИЮЩЕГО В ПУСТЫНЕ». Театр Essence, Нью-Йорк, США.
О чем он, этот многослойный, полифонический и сложносочиненный, при всей кажущейся простоте, спектакль?
Об эмиграции? О театре? О судьбе? О вечности? Да, все это, и не только…
Два человека расположились перед входом в театр. Они играют свой театр, они играют в свой театр… « Настоящее шоу здесь, не внутри, там нечего смотреть». Двое актеров, — ни пол, ни возраст не имеют значения. Только жизнь и судьба. «Потратить всю жизнь, играя Шута?» — почему бы и нет? Тем более, что Шут мог бы сыграть короля Лира, как и Лир – Шута.
Эти двое попали во временную петлю. Родина далеко, да и есть ли она в этом мире, где войны лишают людей крова и гонят их на чужбину?… Как точно сказала Медея у Еврипида: «Не дай Бог искать нам хлеба в пустыне чужого неба»!…
«Что сделало их сердца каменными?» — риторический вопрос Лира относится не только и не столько к дочерям. «Можем ли мы войти внутрь?» — повторяет Шут, глядя на здание театра, — но только о театре ли речь? Чужой и чуждый мир окружает этих уличных актеров; равнодушные зрители недолго задерживаются, не желая внимать непонятной речи, и только ветер (уж не тот ли самый, шекспировский, который дует, «пока не лопнут щеки»?) расшвыривает их нехитрые декорации, собранные из картонных коробок, выдувает неприкаянных скитальцев из жизни.
Да и есть ли у актеров жизнь за пределами ролей? Вновь и вновь повторяют они нехитрые бытовые фразы с грустным рефреном: «Холодно!» Что есть у этих двоих, кроме бесплатных яблок и кусков старого картона? — « Ничего, милорд!»
Так ли это?
У них есть Театр. И Шекспир. И призвание. Пусть зрители, не дослушав прекрасный монолог, исчезают; пусть их королевство – кусок тротуара; пусть пуста шляпа для подаяний. Они сломают «не только четвертую стену, но все стены в мире». Они будут играть финал спектакля бесконечно. Никогда не закончатся коробки и яблоки, и, значит, всегда есть из чего делать декорации. Никогда не закончится театр. И война…
Великолепные актеры Васса Васильева и Обид Абдурахманов свободно чувствуют себя в мире сценической фантазии режиссера. Перекрикивая уличный шум, то отдаваясь фарсовой стихии, то негромко произнося шекспировские слова как очень личные, эти актеры неизменно приковывают к себе внимание. Они такие живые и настоящие. А рядом — плоские неясные силуэты зрителей; они, как призраки, появляются из другого мира и тают, так и не узнав, где был настоящий театр. Наби Абдурахманов умеет создавать на сцене особую атмосферу, ненавязчиво-интеллектуальную и напряженно-драматическую. Действие балансирует на грани абсурда, не переходя нигде эту грань. Текст молодого израильского автора Диди Таль стал лишь поводом для мощного режиссерского и человеческого высказывания.
Так о чем спектакль? Наверное, о том, что жизнь трагична и прекрасна. О том, что не смолкает «надежды маленький оркестрик под управлением любви». О том, что Театр бессмертен.
«Давай сыграем снова!»
