ТРИ ВЕЧЕРА С ТЕАТРОМ ЛАТВИИ

     Вечер первый. Расслышать друг друга.

У Булата Окуджавы есть строки: «Святая наука – расслышать друг друга сквозь ветер на все времена»… Не все постигают эту науку, — ветер повседневности шумит, не умолкая, и душевная глухота овладевает людьми, как опасная болезнь.

Об этом – спектакль Даугавпиллского театра «То, что мы не слышим» по пьесе Юстине Клята, поставленной режиссером Паулой Плявниеце.

«Чего тебе не хватает? Что тебе не так?»- спрашивает мать у взрослого сына. На самом деле — все не так.

В жизни Никиты все зыбко, все ненадежно: любовь, дружба, семья, профессия. Ни на кого нельзя положиться; ничто не то, чем кажется. Мирослав Блакунов в роли Никиты предельно точен; его герой мучительно и безуспешно пытается повзрослеть. Это уже не «пустыня отрочества», он вполне взрослый мужчина, приближающийся к тридцати. Мучительная переоценка ценностей, свойственная ранней юности, у Никиты не только не закончилась, но длится и длится, приводя к депрессии. Мать не умеет его пожалеть, школьные друзья никак не укладываются в «прокрустово ложе» верных мушкетеров, близкая подруга полна ожиданий, которым он не готов соответствовать. Да, Никита болен, но его подлинный диагноз – не депрессия, а инфантилизм.

Лаконичная сценография (Даце Слока) вполне соответствует теме пьесы и спектакля (тот редкий случай, когда последние совпадают). Школьный спортзал как основное место действия — читаемая метафора, ведь персонажи, в сущности, «застряли» в подростковом возрасте. Нехитрые приметы быта: маты на полу, уличный металлический туалет, пластиковые стулья и музыкальный автомат в кафе, — говорят о том же. Петля времени легко превращается в веревочную петлю на шее Никиты. Что ж, — тоже выход…

Мать Никиты (в достоверной трактовке Жанны Лубгане) загнана жизнью;  две работы, выживший из ума отец, бросивший семью пьяница-муж, — вполне достаточно бед, чтобы не заморачиваться душевными проблемами сына. Обут-одет, — и хорошо. Учится, – еще лучше. Оказывается, ему нехватало сострадания и тепла, но матери было не до этого. Впрочем, как и ее собственным родителям. Ей негде и не у кого было этому научиться. Алла наивно полагает, что если бы в ее время был интернет и возможность задать любой вопрос и получить ответ, то она бы научилась любви и пониманию. Но мы-то знаем, что никакой интернет не спасает от черствости и равнодушия. Ничто человеку не заменит человека.

«Я хочу, чтобы ты увидела, что у меня еще есть и душа»,- с болью говорит Никита. Но это глас вопиющего в пустыне.

Катажина была влюблена в Никиту в школьные годы. Но его надежда на искренность ее чувств не оправдывается, — сегодняшняя Катя  не дорожит ни своим телом, ни душой. Милена Савкина играет потерянную, инфантильную девушку. Случайная близость с Никитой на пьяной вечеринке ничего для Кати не значит. Кажется, и собственное материнство для нее такая же ничего не значащая случайность.

Братья Сергей и Денис тоже не оправдывают надежд своего школьного друга. Сергей дает Никите банальные советы: успокоиться, посмотреть боевик, сходить в баню. Вадим Баранов рисует примитивного, самоуверенного человека, от которого реальной поддержки, уж не говоря о помощи, не получишь.  Глядя на  то, как он поглощает еду, выслушивая исповедальные слова Никиты, понимаешь: от этого эгоиста зимой снега не допросишься. А Денис в исполнении Михаила Абрамова имеет собственный душевный надлом и свои нерешенные личные проблемы. Кажется, братья одинаково душевно неразвиты, хоть у Сергея есть жена и дети; они, как и остальные, застряли  в метафорическом школьном спортзале.

Гунита (Кристине Вейнштейна) в прямом и переносном смысле говорит с Никитой на разных языках; она, очевидно, принимает жизнь такой, как она есть, и живет «по правилам». Понятно, что совместное существование для этих двоих невозможно.

А дедушка Никиты (Юрий Лосев) нашел спасение от реальности в своей деменции. Он благополучно существует в другом измерении, — в том времени, когда и он, и его покойная жена были молоды и счастливы.

Режиссер Паула Плявниеце нашла интересное решение финала своего грамотно выстроенного спектакля. Никита набрасывает на шею петлю, и мы можем лишь гадать, совершил ли он самоубийство.

Теперь он искренно объясняется с матерью и дедом, и затевает игру, где участники его жизненной истории играют роли друг друга. Теперь они добры и сострадательны. Остается только слиться в объятии и закружиться в общем танце.

Наверно, не в этой жизни…

 

 Вечер второй. Человек из…

Молодого человека из Подольска задержала полиция «для выяснения личности». Без повода. Так начинается спектакль Даугавпиллского театра «Человек из Подольска» по пьесе Дмитрия Данилова в постановке Георгия Суркова. Зрители, желающие знать главную идею спектакля, могли прочитать в программке слова режиссера-постановщика: «Счастье находится внутри нас». То есть, неважно, в столице ты живешь, или в условном Подольске,  — счастье зависит не от этого, а от собственной установки. Правда, в самой пьесе эту мысль трудно прочитать, — но ведь сценическую трактовку драматургии создает режиссер.  Так что почему бы и нет…

Но спектакль оказался о другом (впрочем, как и пьеса).

Выразительный актер Вадим Богданов представляет нам своего героя, «человека из Подольска», интеллигентным, не слишком удачливым, с обычной судьбой: зарплата маленькая, работа не увлекает, профессия выбрана случайно, жена ушла к другому. Словом, еще один «маленький человек», вполне в русской литературной традиции. Но вот в ситуации он оказался отнюдь не традиционной.

По сюжету, полицейские задались целью доказать молодому человеку, что он ничего собой не представляет, живет как животное, не замечая, что «жизнь проходит мимо него». Зачем им это нужно? А вот так они понимают свою воспитательную миссию. Пусть парень научится радоваться жизни и любить свою малую родину – Подольск, в данном случае. Не можешь — научим, не умеешь — заставим. История, прямо скажем, сомнительная, но опять же, почему бы и нет…

Спектакль, однако, как самостоятельное существо, проявил собственный характер.

С самого начала действия наш герой оказывается под жестоким прессингом (не жестким, как в пьесе, где героя «бьют несильно», а именно жестоким). Роль жертвы примеряется на него уже с первых минут, когда его тело, лежащее ничком на полу, 1-й полицейский обводит мелом. На столе – дубинка, наручники и непременный стакан с водой. 1-й полицейский (актер Михаил Самодахов) умело чередует издевательскую вежливость с грубыми угрозами, а 2-й, которого играет Марис Корсиетс, с видимым удовольствием осуществляет эти угрозы в физическом плане (даже плюет задержанному в лицо). Допрашиваемый унижен и испуган, его беспомощность усиливается непониманием происходящего. Тем временем  полицейский тандем превращается в трио,- появляется женщина-капитан полиции.  В исполнении Кристины Захаровой она миловидна и самоуверенна; приветливый тон ее назидательных речей никого не обманывает: за ним прячется садистская сущность. Поведение этих троих «стражей порядка» способно испугать любого храбреца, и трогательно наблюдать, как человеческое достоинство допрашиваемого пытается пробиться сквозь боль и страх.

А «подсадная утка» — человек из Мытищ, сидящий в обезьяннике, — уже прошел обработку, стал «сознательным» и призван подать пример нашему герою. В пьесе этот Сережа – лишенный собственной воли, зомбированный субъект, радостно и с удовольствием выполняющий нелепые приказы полицейских и бодро, наизусть, отвечающий на их вопросы; он уже «перевоспитался». Актер Виктор Янцевич играет усердного примитивного исполнителя, искренне уверовавшего в постулаты своих мучителей. В нем таится и угроза; из таких, как этот Сережа, вполне можно формировать неофашистские группировки. Но в финале спектакля он снимает куртку, и под нею обнаруживается полицейская форма. По замыслу режиссера, он  — не «человек из Мытищ», а равноправный участник жестокой игры.

И когда полицейские, вдоволь натешившись игрой в кошки-мышки, отпускают свою жертву, они сообщают ему, что расстаются с ним ненадолго: они задержат его снова. Поругание человеческого достоинства продолжится; нашего героя надо «научить родину любить», растоптав его личность.

И научат, —  не зря он участвует в общем бессмысленном финальном танце.

Так о чем получился спектакль? О «счастье внутри нас»?

Нет. О тотальной несвободе «маленького человека».

 

Вечер третий. Выразить невыразимое.

     «Есть в близости людей заветная черта…»,— точно заметила Анна Ахматова. И продолжила: «Стремящиеся к ней безумны…»

Пластический спектакль Даугавпиллского театра «Близость»  (режиссер – Олег Шапошников, хореограф — Ирина Савельева) —  тонкое и выразительное высказывание на эту вечную тему. Изящная вязь сценических метафор, сотканная из человеческих тел…  Таких прекрасных и таких беззащитных…

Беззащитных не перед смертью (хоть это так и есть), а перед самими собой. Перед собственным непобедимым стремлением к близости.

Как бабочки на огонь, летят они друг к другу, и гибнут, и возрождаются, чтобы вновь повторить гибельно-завораживающее влечение к огню.

Обиталище огня в спектакле  — таинственная Книга. Книга Бытия? Книга Познания? Тот, кто владеет ею (рок? демиург? дьявол? или… Бог?) —  есть Добро и Зло в одном лице. То в белоснежном, то в черном одеянии, присутствует он,- невидимый, незамечаемый, грозный,- в невинных юных играх, в грехопадениях и восторгах людей. И горе тому, кто возьмет огненную Книгу из его рук; печать отверженности будет лежать на избраннике.

Тема избранничества проходит через весь спектакль. Вот юная девушка стремится стать на пуанты, и невдомек ей, что предшественницу унесли бездыханной. Ее ждет та же участь, и уже новые мотыльки летят на огонь…

«Вначале было Слово»… Летят с небес буквы, но складывает их в слова только тот, кому дан талант, — избранный. И вот уже слова превращаются в листы Книги, и жадно читают написанное молодые люди. Что там сказано?.. Звучит медитативная музыка; каждую секунду рождаются и исчезают новые прелестные существа, тают их души в высоте небес. Но океан жизни безграничен, и все новые Афродиты возникают из пены морской, готовые познать тайну…

Влечение и противостояние, — как бесконечно их разнообразие, и как однообразна их бесконечность! Черные костюмы, лиловые шарфы; лиловый цвет – сродни черному, не зря он стоит крайним в спектре: дальше – только бездна черного. Черная бездна.

Не в эту ли бездну вглядываются актеры, когда в начале спектакля молча смотрят в зрительный зал?  На первый взгляд, — провокация; на поверку – нечто большее. Долго смотреть в бездну опасно, она начинает смотреть в тебя.

Да, книг много, но где та, единственная, спасительная? Избранник готов на жертву, но нужна ли она?

Остается лишь принять яблоко из рук Хозяина Книги, — то самое, с древа познания?

Но в сияющем райском саду, у подножия древа, много яблок.

На всех хватит.

 

You may also like...

Թողնել պատասխան

Ձեր էլ-փոստի հասցեն չի հրապարակվելու։